“Confidence is the only key. I know a lot of people who aren’t traditionally ‘beautiful’ - not symmetrical or perfect-bodied or perfect-skinned. But none of that matters because all that shines through is their confidence, humor and comfort with themselves. I can’t think of any better representation of beauty than someone who is unafraid to be herself.”
Соседка с четвертого этажа играет на пианино. Вода с тряпки капает на бедра и стекает по коленям, а я замечаю это только после того как встаю и поскальзываюсь в луже. Звуки звуки звуки.
Прокрасться в аудиторию, скрываясь, как ниндзя, за спиной преподавателя. Чувствую себя очень удачным и очень хитрожопым. Мне нравится, как начинаются выходные.
Название: Якорь Бета:ALisa Lokki Фендом: Teen Wolf Жанр: Ангст, Hurt/comfort Персонажи: Стайлз Стилински, Дерек Хэйл Предупреждение: Кровь, мясо, кишки, расчлененка. Автор прогулял универ и теперь представляет, что с ним завтра сделают. Беты нет, вычитка по диагонали, сумбурно, бессмысленно и почти безсюжетно.
669 словУ Стайлза трясутся руки. Все вокруг что-то делают и куда-то бегут. Все вокруг кричат и раздирают кому-то глотку. В кровь и до смерти. А Стайлз сидит под деревом и у него трясутся чертовы руки.
Никто так и не понял, откуда в Бейкон Хиллс взялась чужая стая. Агрессивная, одержимая жаждой крови, одичавшая стая волков. Оборотней, если формально, но на деле – животных. Без капли человечности в глаза и действиях.
Никто даже не задумался об этом, кроме Стайлза, конечно, но тут верный Гугл ничем не мог ему помочь. Никто пока не удосужился проанализировать миграцию оборотней, и, возможно, Стайлз сам займется этим когда-нибудь, почему бы и нет? Если однажды жизнь перестанет быть похожа на долбанные игры на выживание, это определенно скрасит его досуг.
Кого-нибудь вообще волнует, что он не подписывался на такое, когда подсаживался к Скотту в столовой в первый раз?
Он думает об этом, и мысли проносятся в голове, не задерживаясь, цепляются шершавыми боками за горло и падают куда-то в область живота, сжимаясь в ледяной, дрожащий комок. Стайлз хочет отвернуться, зажмуриться, сделать что угодно, лишь бы не видеть, как Эрика когтями раздирает чей-то живот, как Айзеку пробивают череп, как Бойд сворачивает кому-то шею – точно и изящно. Он хочет, но не может, и продолжает смотреть на этот ад, слушать крики, яростные и предсмертные, и чувствовать, как трясутся руки. Он не отворачивается и ему некого в этом винить, кроме себя самого и немного аддеролл. Возможно.
Потому что там, где нормальные люди в панике бегут прочь, Стайлз устремляется навстречу.
Пока нормальные люди вечерами сидят с семьей перед телевизором, он несется к Скотту, чтобы потом затащить его в лес искать половину трупа.
Пока нормальные люди готовятся к урокам, встречаются и напиваются, он ошивается возле оборотней, хотя, по сути, не имеет к ним никакого отношения и не уверен, что хотел бы иметь.
Пока нормальные люди спокойно спят в своих постелях, Стайлз посреди леса не может отвести взгляд от ключевой сцены стандартного фильма ужасов. Почти что геноцида.
А потом вдруг все затихает и останавливается. Слишком резко, почти без перехода, оборотни замирают, и Стайлз в панике перебегает по стоящим фигурам взглядом, проверяя, все ли на месте.
Не лежит ли кто из его друзей на земле трупом, рядом с чужой стаей?
Не лежит. И это хорошо. Это просто охренеть как замечательно, и Стайлз не понимает, почему руки все продолжают трястись, а сердце стучит, как сумасшедшее.
Стайлз все ещё сидит под деревом, когда Дерек подходит к нему и останавливается в десяти шагах, в пол оборота. Он ничего не говорит и даже не смотрит в его сторону. Он смотрит на трупы, на волчат, между деревьями в лес, мельком на землю, на которой кровь почти не заметна, не смотря на то, что её там несколько литров, Стайлз уверен, что никак не меньше десяти.
И это единственная причина, почему он не может отвести от Дерека глаз. Это как якорь, убеждает себя Стайлз, он ведь не только оборотням нужен для того, чтобы не сойти с ума, не зайтись в истеричном крике и не выцарапать себе глаза.
На Дереке тоже кровь, но это почти не важно, потому что он дышит, и раны уже успели исчезнуть, и это лучшее, что сейчас может произойти с любым из них. Стайлз следит за его дыханием, спокойным и размеренным, неосознанно подстраивается, копирует неспешный, уверенный ритм. Вдох-выдох, ещё раз, тише, ещё тише. Выравнивая бешеное сердцебиение. Стайлз не отводит от Дерека глаз, цепляется за него, такого спокойного и собранного – слишком спокойного для человека, минуту назад раздиравшего чьи-то глотки собственными зубами – как за последнюю соломинку
Оборотня. Не человека.
Не стоит забывать об этом, Стайлз. Ты и так слишком часто этим злоупотребляешь.
Кажется, теперь он серьезнее будет относиться к угрозам альфы относительно собственного горла. Так, на всякий случай.
Хотя…
И затем Дерек уходит, так ни разу не посмотрев в его сторону. Подзывает щенков, небрежно кивает Скотту, разворачивается в сторону, где наверняка находится полуразрушенный дом Хейлов. Стайлз смотрит ему в спину до тех пор, пока силуэт не теряется среди деревьев и устало прикрывает глаза, напоминая себе, что ему все еще нужно дышать. Хотя нужно ли, когда в воздухе стоит кровавое марево, оседающее металлической стружкой внутри головы?
Главная тайна моей жизни, о которой знаю абсолютно все: девочка из меня хуевая. Была хуевая в пять лет, и двенадцать, и в семнадцать все такая же никакая. Ну нет у меня этого внутреннего изящества, присущего всем, повторяю, всем известным мне представительницам прекрасного. Даже не пола. Просто прекрасного. Которого во мне тоже нет. Нет, во мне слишком много грубых, резких линий, непонятных косяков и выступающих углов. Ну да, я читала о том, что все подростки это ощущают и переживают, но хэй, поздновато для переходного возраста, я его перешагнула ещё лет в тринадцать, але. Тут другое. Я вообще ощущаю себя какой-то бесполой, и уже даже не пацанкой (лет с четырнадцати точно). И пока я не начинаю задумывать об этом, мне удобно и прекрасно.
С моим организмом происходит какая-то невообразимая хрень. Я гоняю себя как последнего негра на плантации, от заката до рассвета ношусь пешком-бегом, игнорирую лифты и, высоко подкидывая коленки, скачу на седьмой этаж по три-четыре раза в день, туда-обратно, туда-обратно; а потом ещё эти первые незабываемые минуты со скакалкой, ммм, а обручь? Да я выгляжу как жертва домашнего насилия. И прочие прессы, попы, ноги, косые мышцы живота, ничего не ускользнет от моего взгляда. И, конечно же, мои упорные голодовки. Не совсем систематичные, признаю, рецидивы случались и не раз, но все же упорные и нескончаемые . А в итоге я пухну так, будто сижу на гормональных посреди коробля со шведский столом. Ну что за жизнь.
Ничего не может остановить женщину в её стремление заполучить вон ту, самую нужную, шестнадцатую пару обуви. Обойти три магазина, находящихся в разных концах города, нагруженная кучей сумок, после чудовищной пары физкультуры? Да как два пальца. Три с половиной часа непрерывной ходьбы, но они у меня, эти кожаные чудеса. Теперь можно покоиться с миром.
Делаю свой первый доклад на семинар. Вот какой черт дернул меня начать с выебона у преподователя-монстра, с самой, ну разумеется, расплывчатой и неопределенной темой. И конечно, конечно, нужно было проскакать всю неделю, и весь последний день, и закидываться теперь сливами перед нетбуком, потому что компьютер не нашел лучшего дня для поломки, и я без понятия, как буду все это печатать, и ночь все четче, а утро ближе, и привет, три часа сна, опять. Последнее, что мне осталось: перейти на энергетики вместо утреннего чая. И можно вставать на очередь в гроб.
Нет, ну серьезно, у меня ведь никогда и ничего не будет по-человечески, да?
Забавная вещь это ваше подсознание. Последние двадцать минут перед подъемом снилось, что я рассказываю о другом своем сне, который и вправду мне когда-то снился, но до этого момента я о нем совершенно не помнила. Фрейд бы разрыдался от умиления.